СТАТЬИ

Егор Дружинин: Право быть хореографом я заработал

Егор Дружинин выскочил буквально как черт из табакерки. Когда все уже забыли о том, что в детстве он сыграл в четырехсерийном телефильме роль пионера Васечкина, Егор вдруг громко заявил о себе, причем одновременно несколькими проектами: танцевал и пел в мюзикле «Чикаго», вел на Первом канале «Золотой граммофон», преподавал участникам «Фабрики звезд» хореографию... Казалось, молодой человек умеет буквально все, впору было спросить: «who is mister Druzhinin?» И тут он неожиданно исчез.

– Куда пропали, Егор?
– В смысле?
– Еще недавно были везде, теперь вас совсем не видно...
– Много работы, вот и не видно. Сейчас у меня три проекта. В первый – спектакль в жанре кабаре – пригласил Александр Цекало. Второй – выездная версия мюзикла «12 стульев». И третий – одноактный балет, посвященный Баланчину, в котором, возможно, примут участие звезды Мариинского и Большого театров. Худрук – Андрис Лиепа... Хореограф – профессия не публичная. Я ведь на телевидение попал случайно. Игорь Матвиенко, с которым работал над его проектом «Девочки», сказал, что в качестве преподавателя хореографии на «Фабрике звезд» никого другого не видит. Попробоваться на роль ведущего «Золотого граммофона» попросил режиссер Андрей Болтенко. Отказать таким людям я не в состоянии. Когда просят, помогаю.
– И только? Будете убеждать меня, что мелькание в телевизоре и пиар вас совсем не интересуют?
– Не буду. Пиар необходим. Но лищь до тех пор, пока делает проще мою основную работу. Не нужно доказывать, на что я способен, если результат моего труда можно увидеть по телевидению. Не нужно объяснять, кто я и кто готов за меня поручиться, потому что факт сотрудничества с известными артистами, певцами и продюсерами говорит сам за себя. Не стану лицемерить, телевидение и пиар создают атмосферу максимального комфорта в творчестве. Но периодически я забываю о них и ухожу в работу.
– Телевидение для вас не работа?
– Моя основная работа – театр: музыкальный, балетный. И я не в первый раз исчезаю с экрана. Когда мы выпускали мюзикл «12 стульев», Филипп Киркоров предложил сыграть Фигаро в телепроекте «Безумный день, или Женитьба Фигаро». Мне было бы приятно поработать по своей прямой специальности, такая роль – большая удача для любого артиста, было ясно, что фильму обеспечен прайм-тайм. Тем не менее я вынужден был отказаться, потому что на тот момент еще не закончил постановку номеров для «12 стульев». Это решение было для меня очень болезненным. На одной чаше весов – отношения с постановщиками мюзикла Тиграном Кеосаяном и Александром Цекало, на другой – отношения с Филиппом Киркоровым...
– ...Которые после этой истории испортились?
– Слава богу, нет. Он, конечно, не смог погасить в себе первоначальных эмоций, но ему хватило мудрости понять, что продолжайся наш проект «Чикаго», я и от него не смог бы уйти ради параллельного проекта. Так что наши отношения не испортились, а, может, даже стали крепче.
– Вы несколько лет учились и работали в Америке. Потом вернулись в Россию и сразу стали работать как хореограф с эстрадными звездами. Как вам удалось так быстро войти в тусовку шоу-бизнеса?
– Я не знаю ответа на этот вопрос. У меня не было никаких особых контактов. Первыми исполнителями, которым я начал ставить хореографию, были «Блестящие». Ну, это случай. Перед отъездом из Америки я познакомился с двумя чечеточниками, один из которых работал с этой группой. Он попросил меня помочь. Мы сделали с «Блестящими» первый совместный проект, он понравился, и сотрудничество продолжилось. Это был, кажется, 1998 год. Однажды «Блестящие» репетировали на одной площадке с «Иванушками». Андрей Григорьев-Аполлонов обратил внимание на необычную хореографию, рассказал Игорю Матвиенко – так возникло предложение заняться группой «Девочки». На съемках клипа «Лечу» я познакомился с режиссером Олегом Гусевым, и клипы Александра Буйнова, Наташи Королевой, Валерия Леонтьева, Авраама Руссо, Аркадия Укупника, Жасмин и других мы уже делали вместе. Потом был проект «Старые песни о главном. Постскриптум»...
– Результатами своей работы всегда довольны?
– Практически всегда недоволен. Чтобы написать картину, нужны краски и холст. Чтобы создать видеоклип с хореографией, нужно набрать людей, придумать концепцию, обсудить ее с режиссером, проконтролировать костюмы и т.д. Когда в работе задействовано много творческих людей, быть довольным результатом очень тяжело.
– Вы по образованию актер, но в кино, кроме Васечкина, других ролей не сыграли. А сейчас вы – практикующий хореограф...
– Хотите спросить, почему я пошел в актеры? Честно? Я же из театральной семьи. Папа окончил Вагановское училище и ЛГИТМиК, 7 лет служил актером в Театре им. Комиссаржевской, мама – актриса, режиссер, театральный педагог. Куда ж мне было еще идти? Хотя родители были против, хотели, чтобы моей профессией стала филология или журналистика. Но я решил иначе. Отучился год в ЛГИТМиКе, а летом мы с отцом поехали в Калифорнию – папе предложили в Санта-Барбаре стать режиссером интернационального мюзикла, и он попросил меня ассистировать. Когда возвращались обратно, я решил, наудачу, пройти собеседование в актерской школе Ли Страсберга и неожиданно получил стипендиат. Отказываться от бесплатного обучения в Америке, как вы понимаете, было бы глупо. Я остался там на полгода. Из-за этого меня едва не отчислили из ЛГИТМиКа. К счастью, я благополучно окончил институт, год отработал в питерском ТЮЗе, после чего снова поехал в Америку – в Lee Strasberg Theatre Institute. – Это там вы получили профессию хореографа?
– Я не смогу вам точно сказать, где получил эту профессию. Каким-то азам научил отец, когда мне было еще лет 13–14. Потом занимался с очень хорошим педагогом в ЛГИТМиКе – Натальей Георгиевной Соловьевой. Затем были уроки хореографии в Lee Strasberg, где учитель Джеффри доказывал нам, его ученикам, что никогда не поздно начать заниматься делом, которое может стать самым любимым. Окончив Lee Strasberg, я сдал экзамены в труппу Аlvin Аiley, брал уроки в школе Steps on Broadway, начал сам ставить. Сейчас смешно смотреть на работы того времени, но уже тогда я понимал, что, только много практикуя, смогу чего-то добиться.
– Выходит, быть хореографом либо дано человеку, либо нет, как музыкальный слух?
– Не знаю. Почему вы меня так спрашиваете? Есть много людей, которые пытаются что-то делать, у них это не очень получается, но они несильно расстраиваются. Я не наглец. В Америке ушел из Alvin Ailey, потому что понял: сложно заниматься модерном, не имея за плечами классической школы хореографии. Но право быть хореографом я заработал. Практикой, ошибками, разочарованиями... Поверьте, начинать заниматься хореографией в 18 лет очень сложно. В Америке я был вынужден просто выживать. Единственной отдушиной была возможность танцевать в ночном клубе, ставить и преподавать. И хотя ради хлеба насущного приходилось работать в 6–7 местах, я воспользовался этой возможностью. У меня были широко распахнуты глаза, я много и упорно занимался, внимательно слушал партнеров и коллег. Вот и докатился до такой жизни. А чего уж во мне больше – природных способностей или благоприобретенных, не знаю. Наверное, 50 на 50.
– Странно, что отец-хореограф не привил вам любовь к танцу с детства...
– Отец ничего не навязывал. До сих пор не знаю, хорошо это или плохо. Наверное, плохо, потому что с дипломом Вагановского училища я бы не комплексовал. И в то же время хорошо – мои данные далеки от идеальных, я бы страдал и скорее всего не был бы хорошим классическим танцовщиком. Но даже если и был бы, все равно искал бы другие направления, в которых смог бы выразиться. Я ведь и начал не как все – с чечетки. Профессиональные балетные танцовщики смотрят на меня как на африканское чудо, они не понимают, что такое возможно. А поскольку мне есть чем с ними поделиться и они готовы меня воспринимать, все складывается хорошо. Например, одной из моих прошлогодних работ был одноактный балет для бенефиса Илзе Лиепы. Одна уже мысль о том, что я буду ставить и сам участвовать в проекте, посвященном народной артистке, звезде балета такого масштаба, заставляла меня трепетать. Идея казалась невероятной. И все же я никогда не осмелюсь исполнять партии, не свойственные мне по физическим данным, моей школе или опыту. Я не стал бы практикующим хореографом, если бы не услышал от танцовщиков, которым доверяю, что после окончания хореографического училища они давно и успешно танцуют, но им ни разу не приходили в голову те идеи, которые приходят мне. Кстати, именно комплексы для многих людей являются отправной точкой в их профессии. Боб Фосс, к примеру, тоже начинал с чечетки. И тоже комплексовал, потому что не был балетным танцовщиком. Всю жизнь завидуя им, Фосс тем не менее пытался доказать, что он не хуже. Все то, что балетные танцовщики «говорили» на сцене в течение двух актов, он мог «сказать» одним невероятно насыщенным номером. Фосс сутулился – и многие его танцы основаны на этом. Он рано полысел, носил головные уборы, поэтому их много в его хореографии. Зная, что курить вредно, а для танцовщика – тем более, он продолжал дымить, отсюда множество номеров с сигаретами...
– Тут, вероятно, я должна спросить о вашей лысой голове и пристрастии к курению?
– (Улыбаясь.) Никаких параллелей с Бобом Фоссом! Я тоже лысый. То есть волосы, конечно, есть, и в достаточном количестве, но мне ведь приходится много двигаться... Мыть, сушить, что-то придумывать с ними – все это доставляет массу хлопот. Без волос проще. Курить я начал поздно – следствие полученного в Америке стресса и отсутствие в достаточной степени силы воли. Многие едут в Штаты, преследуя конкретные цели и пытаясь решить некие задачи. Но, приезжая туда, оказываются в замешательстве. То же самое было со мной. Когда понял, что время стремительно проходит, а я еще ни на йоту не приблизился к поставленной цели, начал нервничать, паниковать. Кроме всего прочего мне ведь приходилось быть нахлебником – сидеть на шее у приятелей, которые милостиво соглашались меня приютить.
– Разве вы были в Америке без жены?
– Два года я жил там один – посольство отказывало Нике в визе. Мы вместе учились в ЛГИТМиКе и уже на первом курсе поняли, что не хотим расставаться. С тех пор прошло 14 лет, в мае будет 10 лет нашему официальному браку. Так что оказаться на два года вдали друг от друга было для нас тяжелым испытанием. Из-за сложной финансовой ситуации я не мог приезжать к ней в Питер, а Нику просто не выпускали из страны. Поэтому, когда наконец она приехала ко мне, я сказал, что никуда ее теперь не отпущу. Вот и получилось, что ради меня жена оставила свою работу в театре и пока в профессию не вернулась. Но, к слову, именно Ника сыграла решающую роль в том, что я стал хореографом. Она не останавливала меня, напротив, подчеркивала, что если я не попытаюсь изменить свою жизнь сейчас, то потом буду жалеть, что не использовал имевшиеся возможности. «А мне жить с таким сомневающимся человеком будет очень тяжело», – говорила Ника.
– Когда Вероника приехала в Америку, вы стали работать вместе?
– И вместе, и по отдельности. Танцевали, преподавали детям, были танцевальной и актерской поддержкой комедийного клуба «Канотье», в который входили наши замечательные одесские кавээнщики и Лена Ханга, ставили хореографию Тамаре Гвердцители в ее американских концертах. До приезда Ники я еще играл в русском театре «Подиум»...
– Правда, что вы вернулись в Россию, потому что ждали ребенка?
– Нет. Мы сначала вернулись, а потом стали ждать ребенка. Хотели, чтобы дочка родилась здесь, чтобы рядом были ее бабушки, дедушки, тети и дяди... В августе прошлого года у Саши появился братик.
– Будете детей обучать хореографии?
– Ну, Тихону пока только семь месяцев, а четырехлетняя Саша сама себя уже обучает. Очень много двигается под музыку, прекрасно в ней разбираясь. Пока ее приоритеты, конечно, больше в области эстрады, но Фрэнка Синатру с Джо Кокером не перепутает. Саша отлично чувствует музыку, редко повторяется в движениях и уже пробует бить чечетку. Конечно, я буду с ней заниматься, чтобы понять, насколько это ей интересно.
– А Вероника собирается продолжать карьеру?
– Это необходимо. Но сейчас она в такой же ситуации, в какой я был в Америке. Цель и задача есть, а пути решения еще не определены. Тем более что мы не тусовщики. Нам, знакомым с огромным количеством известных людей, трудно просить за себя. Поэтому пока мне просто хочется, чтобы Ника начала работать, потому что ее актерский талант и опыт настолько очевидны, что игнорировать их нельзя.
– Вы могли бы создать собственную школу танца или «Балет Егора Дружинина» и работать вместе.
– Пока нет ни такого желания, ни особой необходимости. Создавая балет, нужно думать о том, чтобы его постоянно кормить, посвящать ему все свое время. Это большая ответственность за танцовщиков...
– Боитесь не справиться?
– Конечно. Я периодически получаю предложения, многие люди готовы инвестировать и в школу, и в труппу, и даже в брэнд... Представляете, недавно узнал, что существуют стиль и брэнд «Егор Дружинин». Надеюсь, и то и другое ассоциируются с качеством. Словом, предложения есть, но пока я от них вежливо отказываюсь. Думаю, это история будущего.

Вы можете поделиться этой страницей!
Просто выделите фрагмент текста или нажмите на кнопку:

Петров, Васечкин и другие: Статьи