СТАТЬИ
Без звезд ты не можешь получить деньги, а без денег не можешь пригласить звезд
Снятую недавно в Голливуде новую картину Владимира Аленикова «Пистолет с 6 до 7.30 вечера» пока смотрят только конкурсные и отборочные комиссии различных фестивалей, и смотрят, надо сказать, небезрезультатно. Кинофильм уже получил приз Всемирного фестиваля в Монреале, диплом за лучший фильм на Международном кинофестивале авторских фильмов в Белграде, призы на международных фестивалях в Квебеке и Тибуроне. Картина приглашена для показа этим летом на традиционный Московский кинофестиваль и на фестиваль, который состоится в Санкт-Петербурге.«Пистолет с 6 до 7.30 вечера», возможно, вызовет разные оценки широкой зрительской аудитории. По моему мнению, этот кинофильм привносит принципиально новую, свежую, во многом полемическую краску в громадную палитру голливудской кинопродукции. В незатейливой современной житейской истории, за которой мы следим в реальном времени, — всё в воссозданных событиях жизни и на экране происходит ровно за полтора часа, — заложен огромный социально-нравственный, нетипичный для многих голливудских фильмов смысл.
Картина снята необычно и чисто технически (главный кинооператор и сопродюсер — Кирилл Давидофф). Киноиллюзия реальной жизни создается съемками единым планом, без монтажных склеек. Таких эпизодов в фильме всего пятнадцать; монтажные стыки появляются только там, где на экране меняется место действия.
Автор сценария, продюсер и режиссер-постановщик картины «Пистолет с 6 до 7.30 вечера» Владимир Алеников вместе с отобранным им актерским коллективом рассказывает о жизни простых современных американцев, причем рассказывает о них реально и правдиво, без малейшего налета героизации, лжеромантики, привкуса триллеров и вестернов, чем очень часто грешит голливудская продукция. Удивительно тонко играют в фильме актеры Джек Форбс (Виктор), Джеремайа Хассемер (Джин), Тамара Тана (Анна), Валери Диллман (Кристи) и другие исполнители основных и эпизодических ролей. Особую симпатию вызывает герой Джека Форбса; зритель проникается его заботами, переживаниями, даже, кажется, начинает слышать его внутренние монологи.
В картине Владимира Аленикова нет обязательного «хэппи энда». Пистолет, который Виктор так быстро и легко купил в каком-то магазинчике, оказался символом страшным, роковым. Рефлектирующий, неспокойный герой приобретает оружие просто так, для самозащиты; он убежден, что сделать это необходимо. Но оказывается, что именно этот пистолет становится причиной трагической безвременной гибели героя…
Мне повезло: в день просмотра фильма «Пистолет с 6 до 7.30 вечера» Владимир Алеников согласился дать интервью.
— Владимир Михайлович, расскажите, пожалуйста, как началось ваше сотрудничество с Голливудом? Как вообще удалось вам туда попасть?
— В 1989 году я снял первый в Советском Союзе еврейский драматический мюзикл «Биндюжник и король» по мотивам рассказов И.Бабеля, и через год эту картину пригласили на Лос-Анджелесский международный кинофестиваль, который проводит американский Киноинститут. Фильм вызвал большой интерес, была обширная и хорошая пресса. Для меня, человека, впервые выехавшего на Запад и попавшего в Голливуд, в лучших своих снах даже не мечтавшего об этом, всё было просто удивительно. Американцы хвалили меня громко и восторженно, я таких слов никогда не слышал у себя на родине. И ко мне стали обращаться с предложениями американские продюсеры. К этому я был совершенно не подготовлен, я привык к тому, что мне ничего не разрешают и никуда не пускают. А тут вот приглашают в Голливуд… Я в тот момент был, как я сейчас понимаю, слишком наивен и многого не понимал. Мне казалось, что мой «Биндюжник» был все-таки знамением перемен в России, у меня уже был свой следующий сценарий, который я собирался снимать. И на все предложения я тогда отвечал: нет, спасибо, у меня свои планы, если вы хотите в них участвовать, то, пожалуйста, вкладывайте деньги в мой проект. И вот один из продюсеров прочел мой новый сценарий и сказал, что они его профинансируют, но сниматься фильм будет по-английски, и главную роль будет играть крупный американский актер. Я согласился, и так возникла моя первая американская картина. У нее три названия. В Европе она известна как «The Clearing» («Очищение»), в Америке — «Time of Darkness» («Время тьмы»), а в России — «Феофания, рисующая смерть». Главные роли исполняли Джордж Сигал и Тамара Тана. Это была такая немного мистическая история из жизни маленькой деревушки в ХII веке на стыке позднего язычества и раннего христианства. Картина вышла, и мне сразу же предложили преподавать кинорежиссуру в Лос-Анджелесском университете, что вообще было удивительно. Я согласился, и по ходу преподавания, прежде всего, сам многому учился. Эти два года были безумно важны, я тщательно готовился к каждой лекции и познавал то, о чем не имел ни малейшего представления.
— Но ведь у вас уже был солидный опыт работы в разных кинематографических жанрах?
— Дело в том, что существует огромная разница в понимании и в сущности кинематографического процесса в Америке и в России. Здесь даже самый бездарный режиссер впитывает в себя, как молоко матери, необходимые профессиональные азы. Форд, например, изобрел мотор (Владимир Алеников, видимо, оговорился — первый работоспособный двигатель внутреннего сгорания запатентовал немецкий изобретатель-самоучка Отто Николаус Август, в 1866 г., когда Генри Форду было 3 года — прим. ред.), и мотор всё работает, потому что очень хорошо придуман. Модели меняются, а принцип мотора все тот же. То же самое и в кинематографе. Голливуд выработал механизм, по которому работает кино. В России, к сожалению, этого не знают, там всё время изобретают велосипед. А механизм этот нужно просто изучить, понять, как все это одно к другому притирается и как функционирует. Когда мне первый раз об этом сказали, я встал на дыбы. Оказывается, в фильме должно быть полтора-два часа, на пятой минуте должен произойти первый поворот, на десятой — второй, на пятнадцатой — то-то, на тридцать пятой — то-то и так далее. Структурная формула четко установлена. Я сначала возражал: не может быть. А мне сказали: вот возьми какой-нибудь свой любимый фильм и просмотри с этой точки зрения. И я с удивлением обнаружил, что все выдающиеся фильмы идеально вписываются в эту схему. В том числе и лучшие российские, такие, например, как «Баллада о солдате» — это идеально выстроенный голливудский фильм. Хотя молодой Григорий Чухрай, тогда только что пришедший с войны, никакого понятия не имел об этой структуре и делал всё, полагаясь только на свой талант и интуицию. Или новелла «Колокол» в «Андрее Рублеве» Тарковского, я её показываю студентам и сейчас как пример идеально выстроенного голливудского фильма по драматургии, по функционированию характеров и так далее. Так вот, я проходил свои университеты, и чем больше я учил других, чем больше учился сам, тем больше понимал, что я знаю еще совсем мало.
— И как дальше сложилась ваша жизнь в Америке? — Конечно, я делал всяческие попытки снять новое кино. Оказалось, что это всё очень сложно, за два года я так и не получил ни одного предложения. Прорваться было чрезвычайно трудно: в Голливуде поток бешеной конкуренции, сюда люди рвутся со всего мира. А работать только преподавателем мне уже стало надоедать. В это время в России нарастали перестроечные перемены, меня стали звать обратно. И я вернулся. Сразу же в России стал работать, и пять лет провел там крайне активно. У меня была своя компания, которая выпустила целый ряд программ, фильмов, сериалов, реклам. Я сделал первый тогда в стране телесериал «Короли российского сыска» по мемуарам знаменитого русского сыщика Аркадия Кашко, которого сыграл Армен Джигарханян. Снял сериал, который назывался «Любовь великих» с Николаем Караченцовым и Тамарой Тана, где они в каждом новом фильме играли других персонажей, мы сделали таких 12 серий. Был еще целый ряд работ. Активно занимался и общественной деятельностью. Когда умер Ролан Быков, я был избран на его место и стал возглавлять комитет Союза кинематографистов по детскому кино. На меня свалились довольно серьезные заботы и обязанности. Впервые в жизни я стал заседать в каких-то комиссиях, выступать в Думе и в других местах. Я, прежде всего, пытался восстановить напрочь уничтоженное в стране детское кино. Его, кстати, до сих пор не существует. Кому-то помог, кого-то поддержал, в общем, делал что мог. Но все-таки я — режиссер, и мне хотелось ставить, снимать. Я с колоссальным трудом сделал картину, и выяснилось, что всё то, что я подозревал, так на самом деле и происходит.
— Что вы имеете в виду?
— Прежде всего — положение детей в России, оно ужасающее. В Москве сегодня примерно 50 тысяч детей от 8 до 15 лет — беспризорные, живущие неизвестно где. В России более полумиллиона наркоманов в этом возрасте. Не проходит недели, чтобы где-то не произошло какое-нибудь побоище подростковых банд, где дети режут и убивают друг друга. Об этом говорить не принято, это не афишируется. Институты, которые ранее занимались детьми, полностью разрушены. Детских комнат милиции уже не существует, школы теперь не несут никакой ответственности за детей, в случае чего ребенка просто вышвыривают из школы. Никаких специальных организаций типа пионерских тоже не существует. Подростки фактически предоставлены сами себе. Я сделал картину, которую привозил в Чикаго в прошлом году, она называлась «Война принцессы». Пока это незаконченный вариант, и удастся ли мне когда-нибудь картину закончить — не знаю. Потому что она оказалась слишком острой, слишком серьезной. Это фильм о современных детях, своеобразный римейк «Вестсайдской истории». Современный вариант «Ромео и Джульетты», только у меня девочка — русская, а мальчик — кавказец. И город, в котором происходит действие, поделен между враждующими местными детьми и беженцами из южных республик. Взрослых в этой картине нет вообще. Оказалось, что ни тот, кто финансировал фильм, ни целый ряд других людей совершенно не заинтересованы в выходе картины. У меня практически силой там, в России отобрали права, я пытался отстоять этот фильм, дошел даже до президента. Всё, произошедшее с фильмом «Война принцессы», явилось для меня глубокой травмой. Помощь мне оказали только в том, что защитили от очень серьезных угроз, потому что дело дошло уже до возможного криминала.
— И вы решили снова уехать?
— Да, это произошло два с половиной года назад. Я ушел со всех российских должностей и постов, закрыл свою компанию. Начался новый виток моей американской жизни. Начинал все с нуля, за это время все связи, естественно, были утрачены, надо было их снова восстанавливать. Но сложилось всё в общем неплохо. Меня взяли обратно в университет, где я по сей день преподаю. Мне предоставлена полная свобода, я сам выбираю свои курсы, сам отбираю студентов. 5 апреля, например, у меня начинается специализированный курс по работе режиссера с актерами, на нем у меня будут человек 20 актеров и 10 режиссеров. Я веду еще специализированный курс повышения квалификации для режиссеров. Мы говорим там о том, как сделать фильм уникальным, не похожим на другой, потому что Голливуд, к сожалению, грешит большим однообразием. Профессиональный уровень здесь, безусловно, самый высокий в мире, но схема зачастую становится штампом, шаблоном. Параллельно я вернулся в кинематограф и сейчас вот привез в Чикаго свой второй американский фильм, который называется «The Gun from 6.00 to 7.30 p.m.». Так он называется потому, что все его действие происходит в течение этих полутора часов, и он снят в режиме реального времени. То есть камера почти непрерывно следует за персонажами, фильм почти не режется. Это очень сложная работа с точки зрения синхронизации происходящего. Если в обычной картине примерно 700-800 монтажных склеек, то в этом фильме их всего 15. Я думаю, что это первый случай в истории, когда режиссер из России полностью сделал картину в Америке. Я был и продюсером этого фильма, и сценаристом, и монтажером. Конечно, очень успешно работал здесь Кончаловский, но он всегда работал на кого-то. А я, наученный горьким опытом, решил, что ни на кого больше работать не хочу, и эту картину мы сделали на свой страх и риск. Инвесторы приходили и помогали нам по ходу работы. Сейчас «Пистолет с 6 до 7.30 вечера» только начинает свою жизнь, проходит так называемый фестивальный круг. Одновременно мы начали работу с прокатной компанией, которую возглавлят Юджин Чаплин. Сын великого Чаплина восторженно относится к нашей картине.
— Расскажите, пожалуйста, как вы вообще пришли в кинематограф? Как и с чего начинали? — Вопрос вполне закономерный. Потому что вы, наверное, хорошо знаете, что евреев в то время в российский кинематограф просто не пускали. Многие евреи-режиссеры к тому времени уже уехали (Калик, Габай, Фридман и другие). Между мной и предыдущими режиссерами-евреями (Митта, Мотыль и другие) разница примерно в 17 лет.
Понимая всё это, я решил пойти странным путем и начал снимать кино сам. Сейчас это вполне нормально, а тогда, в 70-е годы, в условиях абсолютной государственной монополии это было сумасшествием. Я заработал какую-то сумму художественными переводами с французского и испанского, и всё это вбухал в свою первую картину. Купил камеру, пленку, оставшуюся от съемок, покупал у операторов. Арендовал аппаратуру, обрабатывал пленку на том же «Мосфильме», выдавая ее за фрагменты других картин. По ночам сидел в монтажной до шести утра, заплатив сторожу рубль. Так я сделал свой первый фильм «Сад», в котором снимались Владислав Дворжецкий, Иннокентий Смоктуновский, Евгений Жариков, Елена Соловей и другие. Фильм никуда пойти не мог, хотя был снят профессионально на 35-мм пленке, с известными актерами. Но он был сделан вне государства. А я еще пытался кому-то его показывать. Помню, как пришли американцы на закрытый просмотр, после чего предложили открыть счет на мое имя на 50 тысяч долларов. Взамен я должен был отдать негатив фильма для печати и выпуска его на Западе. Я ходил всю ночь с пылающими щеками и думал, что делать. С одной стороны, хотелось стать знаменитым, с другой — не хотелось попасть в тюрьму, что было вполне реально. И я отказался. Фильм «Сад» был показан только через 17 лет после того, как он был сделан. Премьера была в Москве в Доме кино на вечере памяти Дворжецкого. В то время я еще снял картину «Комитас» о трагической истории великого армянского композитора, сошедшего с ума во время резни, снял с помощью армянского Католикоса. Она снималась официально на студии, но не была выпущена. И последняя моя «андеграундная» картина называлась «Комната смеха». Её я уже откровенно делал с тем, чтобы уехать на Запад. Я снимал этот фильм с молодыми актерами, там были сцены, ясно демонстрировавшие антисемитскую направленность политики государства в то время. Примешались и всякого рода семейные обстоятельства, родился сын, его надо было кормить, деньги давно закончились. И я стал писать и публиковать разные детские истории. Мы встретились с замечательным человеком Александром Хмеликом, и возник журнал «Ералаш». Я там проработал несколько лет, снял порядка 30 сюжетов. Там, в «Ералаше» и родились мои персонажи Петров и Васечкин, с которыми я потом снял фильмы на Одесской киностудии. Успел сделать еще картины «Жил-был настройщик», «Нужные люди», «Непохожая». И последней работой перед первым моим отъездом на Запад был фильм «Биндюжник и король», о котором я уже говорил.
— Вы работали в Голливуде. Что прячется за этим словом, что входит в это понятие — Голливуд?
— Голливуд сегодня — это, прежде всего, восемь больших киностудий, то, что называют Major studios. Они сами производят фильмы и сами их прокатывают, выпуская примерно по 12 фильмов в год каждая. Бюджеты таких фильмов совершенно сумасшедшие. Средний бюджет каждого — примерно 80 миллионов, с учетом рекламы и всего прочего на картину уходит до 120 миллионов. Гонорары неслыханные, звезды получают до 30 миллионов за фильм. Это всё продолжает расти и расти, и пока себя окупает. Еще есть и средние, тоже известные компании, но не главные, не основные, такие как «Мирамакс», «Нью Лайн» и другие. А дальше идут примерно 500 независимых компаний, которые делают маленькие картины с низкими расходами. Это всё — основная продукция. Голливуд делает порядка 600 фильмов в год, которые зарабатывают деньги по всему миру. Независимое кино сегодня тоже выросло в цене, но, тем не менее, существуют фильмы, которые делаются и за полмиллиона, и за 300 тысяч. Основная проблема запуска фильмов в том, что без звезд ты не можешь получить деньги, а без денег не можешь пригласить звезд. Поэтому весь Голливуд всё время занят поисками денег. Количество проектов намного превышает возможности финансирования. Этот замкнутый круг прорывается по-всякому. Если у тебя согласилась сниматься звезда, можешь смело идти к инвесторам. Охота за звездами, за их предварительным согласием идет всё время очень интенсивно, но это дело непростое, потому что звезду постоянно охраняют три человека: агент, менеджер и юрист.
— Следите ли вы за новинками кинематографа в России? Что там происходит?
— Мне кажется, основная проблема российского кинематографа — это проблема режиссуры. В последнее десятилетие российское кино было в очень плохом состоянии. Старые мастера ушли, многие уже далеко не в той форме, что были когда-то. На поверхность вышло поколение абсолютно непрофессиональных людей. Кино стали снимать все кому не лень: кто достал деньги, тот и режиссер. Сейчас положение стало немного выправляться. Наверное, уже можно сказать, что сегодня российское кино переживает определенный процесс возрождения. Стали появляться серьезные работы, серьезные имена, заявляет о себе новое поколение режиссеров. Среди ярких, на мой взгляд, последних фильмов — «Бумер», там автор сценария Денис Родимин, с которым мы писали «Войну принцесс». Блестящая, с моей точки зрения, последняя картина Вадима Абдрашитова «Магнитные бури», интересны фильмы «Возвращение», о котором много писали, «Коктебель», «Последний поезд» молодого Германа. Ничего подобного в российском кинематографе долгие годы на таком уровне не происходило. Для меня это признак серьезного возрождения. Но беда российской режиссуры, как мне кажется, всё еще прежняя — они работают на интуиции. В Америке каждый режиссер точно знает всю механику процесса, все законы и требования зрелищной драматургии — его к этому готовят. Он знает, как надо рассказать историю, а не просто снять картинки. Голливуд придумал схему, как делать кино, и всего-то надо изучить эту схему, так мне кажется.
— Последний вопрос — литературного плана. Недавно вышел и мгновенно разошелся ваш новый роман. О чем он?
— Мой последний роман называется «Поиски любви». Он как бы родился из пьесы, которую я первоначально написал и поставил в Москве с антрепризой. Мы ездили с этим спектаклем во многие города России, и зрители его очень тепло принимали, смеялись, плакали… И когда всё это закончилось, мне стало жалко расставаться с этой историей. Я решил написать роман, замысел постепенно разрастался, работа шла примерно три года, и, в конце концов, получился такой своеобразный, как мне кажется, «Декамерон». Это такая вроде бы матрешка, каждый раз ее открываешь, а там что-то еще, что-то еще и еще. Роман можно сравнить, хотя это, конечно, нескромно, с фильмом «8 с половиной», где Феллини намешал всё — и сны, и фантазии, и реальность… «Поиски любви» — своеобразный коктейль из воспоминаний героя, из его снов, его реальной жизни, не только его, но и других любовных историй, из его фильмов (ведь герой — режиссер) и тому подобное. Отзывы пока очень хорошие, я получил много писем от совершенно незнакомых людей. Тираж весь уже разошелся, купить книгу, к сожалению, невозможно. По этому роману предполагают снять сериал в России.
Я пишу сейчас продолжение. Новый роман называется «Нескончаемые поиски любви». Он рассказывает о жизни основных героев первого романа спустя несколько лет. Там уже появляется много нового. Потому что если «Поиски любви» — вещь всё-таки немного ностальгическая, там много прошлого, то в новом романе я рассказываю только о сегодняшнем дне. Заодно признаюсь, что у меня уже есть и новый кинопроект — сценарий по книге женщины, которая пережила Холокост в Голландии, где она пять лет вместе с мужем пряталась от немцев. Сейчас они живут в Калифорнии. В ее книге описываются все эти годы страшной жизни. Вот по этому сценарию я и собираюсь снять свой будущий кинофильм.
Вы можете поделиться этой страницей!
Просто выделите фрагмент текста или нажмите на кнопку: