СТАТЬИ
Исповедь счастливого человека
Он возглавляет две кинокомпании, имеет квартиры в Санта-Монике и в Москве. Но мало кто догадывается, что автор многочисленных сюжетов в "Ералаше" с трудом пробился в кинематограф, а потом не раз хотел его бросить.Насколько я знаю, ваша работа в кино началась несколько необычно - в подполье. Это так?
— Вот именно. Первый полнометражный фильм "Сад" я закончил в 1973 году. Он без слов, звучит только музыка. Я снимал на 35-миллиметровую пленку — ее пришлось покупать на задворках больших студий. Монтировал по ночам — платил сторожам на "Мосфильме". Актеры Джабраилов, Соловей, Лебле, Дворжецкий, Смоктуновский, Жариков работали бесплатно и никак не могли понять, как можно делать кино вне опеки государства. Сумасшедшая авантюра, но это был единственный способ попасть туда, куда меня не пускали, вероятно, из-за еврейского происхождения.
И что случилось с "Садом"?
— Григорий Рошаль долго пытался протолкнуть его, хотя бы как любительский, на какой-нибудь фестиваль. Кончилось все тем, что лента легла мне под кровать. А однажды на один из закрытых просмотров, на которые пускали только по спискам, мой друг привел американских корреспондентов. Потом они подошли ко мне и сказали: "Мы хотим купить у вас права на фильм за 50 тысяч долларов. Послезавтра вы проснетесь знаменитым. У вас будут корреспонденты со всего света. Ваша картина — событие. Дайте нам негатив". Помню, целые сутки ходил по Москве, мучился. И все-таки решил: для меня важнее работать, а то, что они предлагали — прямой путь за решетку.
Пожалуй. Но вторую картину — "Комитас", о великом армянском композиторе — вам уже не дали закончить?
— Ее я опять делал на свой страх и риск. Католикос всех армян Вазген пришел мне на помощь, поскольку Комитас был священником, архимандритом и вырос в Эчмиадзине. Фильм был официально запущен, а потом закрыт. Я вернулся в Москву, снимал двухсерийную "Комнату смеха", и к концу работы у меня кончились деньги. Я занимался поэтическими переводами и гонорары вкладывал в кино. Все было продано — книги, пластинки, шуба жены. Начал писать различные детские истории, печатать их, чтобы хоть что-нибудь заработать. Тут Александр Хмелик решил организовать киножурнал "Ералаш". Заказал мне сюжет. Я позвонил ему через два дня. Он говорит: "Ну, приезжайте". Я приехал. "Читайте", — велел Хмелик. "Все?" — "Что значит "все"? А сколько вы их написали?" — "Сорок шесть." — "Как?!". Я действительно сидел двое суток напролет, сочиняя. Читаю. Хохочет: "Это мы берем, и это, и это.,.". Тогда я сказал: "Я вам отдам все, но с условием — позвольте мне один сюжет снять самому." — "А с какой стати? Кто вы такой?!" — удивился он. "Режиссер." — "А что вы заканчивали?" — "Ничего. Зато у меня есть фильмы". Я показал ему "Сад" и части "Комитаса". После просмотра Хмелик заметил: "Ну, сложно ты снимать умеешь. Попробуй сними у нас просто". Так началось наше пятилетнее сотрудничество. Хмелик — первый человек, который реально помог мне в кино, и я считаю его своим единственным учителем. Я снял около 30 собственных историй и написал несколько сценариев для других режиссеров. "Ералаш" — своеобразная творческая лаборатория. "Глоток чистой воды", — как его раньше называли. Именно из "Ералаша" вышли Петров и Васечкин. Сначала я снял о них несколько сюжетов, потом сделал мультфильм "Переменка". Тут Одесская киностудия предложила снять об этих персонажах полнометражную картину, поскольку я закончил работу над телефильмом "Жил-был настройщик".
Я слышал, были проблемы с картинами "Приключения Петрова и Васечкина" и "Каникулы Петрова и Васечкина"...
— Еще какие! Эпопея длиной в два года. Кто только ни пытался мне помочь — Академия педнаук, Наталья Сац, Сергей Михалков, Анатолий Алексин, Дмитрий Кабалевский... Ни в какую! Меня вызвал первый заместитель главы Гостелерадио Мамедов и сказал: "Прекрати эту вонь! По-хорошему". Я позвонил председателю Гостелерадио Лапину: "Что происходит? Огромный труд — и на полку!". "Вы уж лучше займитесь чем-нибудь другим, — посоветовал он мне, — поменяйте профессию. У нас вы больше никогда работать не будете". "А вы видели фильмы?". "Конечно, видел — смотреть нельзя". Это был удар ниже пояса. После разговора с Лапиным я позвонил его референту и спросил: "Когда смотрели мои фильмы?". Он ответил: "Их не показывали. За просмотры я отвечаю лично". Тут я разозлился — Лапин гнусно обманул меня. И сделал такой ход - уговорил дочь секретаря ЦК КПСС Андропова Ирину Юрьевну, заместителя главного редактора журнала "Музыкальная жизнь", посмотреть картину всей семьей. Потом позвонил в Останкино: "Мне нужен директорский зал — завтра приедут Андроповы смотреть кино!". Там началась паника.,. На следующее утро мне звонит Жданова, другой заместитель Лапина: "Владимир Михайлович! Как у вас дела? Не беспокойтесь, картины на следующей неделе идут по первому каналу, в хорошее время". Открываю газету — действительно, они в программе. Позже "Петров и Васечкин" получили кучу наград, хотя фильмы-таки порезали. Даже заменили невинные строчки в песне,
С началом перестройки стало легче?
— Тогда я затеял совсем странное дело — поставил театральный мюзикл "Дитя мира", в котором принимали участие 12 ребят с нашей стороны и 12 — с американской. Американцев я отбирал по фотографиям. Один из моих друзей и соавтор Дэвид Уолкомб частным образом привез детей из США. У другого товарища в клубе за две недели отрепетировали спектакль. А у Наталии Сац я попросил сцену. И был триумфальный вечер, на который пригласили всю московскую элиту, телевидение...
— Премьеру, помнится, освещала советская пресса...
— И министерство культуры тут же дало мне зеленую улицу - нас отправили на гастроли по Союзу, а потом мы должны были лететь в Америку, но ни мне, ни хореографу Владиславу Дружинину выехать не удалось — в аэропорту нам сказали: "Проблема с документами". И успокоили: "Все будет в порядке, вы догоните детей через несколько дней". Конечно, нас так и не выпустили, потому что один негодяй написал донос, будто мы хотим удрать. В 1986 году спектакль показали на Генеральной Ассамблее ООН в Вашингтоне. Я же решил: "Все, конец! Помимо того, что не дают работать, никуда и не выпускают. Надо уматывать отсюда".
И туг произошла наша маленькая революция...
— ...которая началась в стенах Союза кинематографистов. Неожиданно мне стали звонить со всех студий люди, которые ходили мимо меня годами, не замечая. Один звонок раздался с телевидения: "Мы здесь нашли вашу заявку пятилетней давности на "Одесские рассказы" Бабеля. Не хотите ли заключить договор?". Я решил взять за основу фильма "Биндюжник и король" мюзикл Асара Эппеля, сдал сценарий. Прошел месяц, второй — молчание. Я приехал к главному редактору: "Вы же сами настаивали! За чем задержка?". Он запирает дверь и говорит: "Володя, мы знаем — вы — талантливый человек и снимите хорошую картину, но поймите и нас — измените национальность героев и завтра же запускайтесь". Я опешил: "Кем же вы хотите, чтобы были герои Бабеля?". Он, подумав, ответил: "Ну вот они живут на Молдаванке, пусть будут молдаване". На этом мои связи с телевидением СССР закончились навсегда. Фильм "Биндюжник и король" я снял на студии имени Горького на деньги "Видеофильма". На фестивале в Лос-Анджелесе он имел неожиданный успех. В 1990 году, попав в США, я сразу же получил несколько предложений.
Какое из них заинтересовало больше?
— Никакое. Мы с писателем Юрием Петровым и оператором Анатолием Гришко уже организовали независимую кинокомпанию "Аквилон". С Петровым написали сценарий "Феофания, рисующая смерть", и на их "заманки" отвечал: "Хотите, буду снимать с вами эту картину, не хотите — уезжаю домой". В конце концов один из продюсеров сказал: "Хорошо. Раз ты настаиваешь, мы вложим деньги в любой твой проект".
А как вы оказались в 1991 году у Белого дома?
— Я привозил "Феофанию..." на Московский кинофестиваль, собирался ехать обратно в США. Тут начался путч (а у меня с собой была 8-миллиметровая видеокамера), я пошел к парламенту и снимал там трое суток. Меня всю жизнь пугало выражение лица советского человека — неулыбчивое, настороженное, подозрительное. У Белого дома я увидел другие, совершенно поразительные лица. Людей объединил душевный порыв, ими нельзя было не любоваться.
Почему же все-таки в период бума в российском кино, когда, наконец, появилась возможность снимать, что душе угодно, вы уехали?
— Возникла любопытная ситуация - меня пригласили на работу в Голливуд. Когда я попал в этот центр мировой кинопромышленности, то с удивлением и огорчением обнаружил, что не являюсь тем профессионалом, которым хотел бы быть. Я не понимал очень многого. И теперь знаю свое ремесло гораздо лучше. Особенно после двухгодичного преподавания в Лос-Анджелесском университете. Я выпустил два режиссерских курса, и каждый студент снял дипломный фильм. Будучи приглашенным профессором, уча других, я учился и сам. С опытом, приобретенным в США, я чувствую себя гораздо спокойнее и уверенней. Сейчас поступило предложение набрать во ВГИКе международную мастерскую. На телевидении хочу снять сериал о великом русском сыщике Кошко. Кроме того, впереди работа над фильмом "Моника" по моему роману.
Вы акклиматизировались в США?
— Сегодня можно жить и творить там, где хочется. У меня в России и США есть компании "Аквилон" и "Dream Factory". Я никогда не считал себя эмигрантом. Находился в достаточно привилегированном положении: меня пригласила солидная фирма, поэтому отсутствовали финансовые проблемы. Жил той же жизнью, что и здесь: встречи, переговоры, писал, монтировал, снимал.
Вы видите какие-то изменения в России в лучшую сторону? Нам кажется, что все идет плохо, цены растут, трудно прокормить семью...
— Вот мы говорим, как в Америке все замечательно живут, какая богатая страна. И никто не замечает, как они вкалывают. Только благодаря этому они достигли за 200 лет того, что имеют.
Где живет ваша семья?
— Мой сын от первого брака Филипп пока остался в Лос-Анджелесе, он студент, ему 19 лет. Жена — актриса и семилетняя дочь живут в Москве. Ася учится во втором классе славянско-американскои школы.
Смотрю, вы, в отличие от многих, не унываете...
— Я всю жизнь занимался тем, чем хочется. У меня нет каких-то особых амбиций, например, не тужу, что больших денег не зарабатываю. Я уже более двадцати лет связан с кино. А это для меня интереснее всего на свете.
Кстати, а семья Андроповых все-таки посмотрела тогда "Петрова и Васечкина"?
— Нет. Я позвонил и сказал: "Спасибо, но уже не надо". Ирина Юрьевна Андропова, сама того не ожидая, оказала огромное положительное влияние на советское искусство и помогла многим. Я был одним из них.
Беседовал Игорь ГАВРИКОВ
Вы можете поделиться этой страницей!
Просто выделите фрагмент текста или нажмите на кнопку: