Ссылки партнеров:

СТАТЬЯ

Егор Дружинин: танцы с российским шоу-бизнесом

   Я не знаю, как его назвать. Классическое актерское образование. Вид занятий — хореограф. Его имя последнее время на слуху. Его лицо последние годы в телевизоре. Подходящий эпитет — хм… Успешный? Модный? Востребованный? Раскрученный? Известный? Может быть, достаточно просто сказать — Васечкин? Главный герой детского музыкального телефильма про приключения и каникулы Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные. Так это же — страшно подумать! — было двадцать лет назад. Мальчишка с писклявым голосом. Что у него общего с этим худым, усталым, лысым человеком, который беспрестанно курит, вдохновенно отчитывает артистов и знает, как поднять рейтинг Первому телеканалу? Талант. Море обаяния. И еще он до сих пор смешно шепелявит.

    «Ко мне относятся по-разному. Меня уважают одни, меня недолюбливают другие. Многие называют меня занудой (я очень детален и требую досконального исполнения мелочей). Некоторые люди (надеюсь, их немного) меня побаиваются. Многие меня считают снобом (и весьма необоснованно). Надеюсь, меня уважают. И пусть меня называют кем угодно, но главное, чтобы с моим мнением считались».

    Чтобы стать Егором Дружининым, необходима определенная последовательность событий и фактор случайности, замешанный на некоей логике. Люди называют это судьбой. Журналисты употребляют избитое словосочетание «творческий путь». Итак, нужно:

    • Родиться и вырасти в семье актеров и режиссеров

    • Учиться в английской и музыкальной школе

    • Немного рисовать, неплохо петь, недурно играть на рояле

    • В детстве сняться в музыкальном кино

    • В отрочестве участвовать в совместном советско-американском мюзикле

    • Поступить в театральный институт

    • Уехать учиться в международную танцевальную школу в Америке

    • Восстановиться в театральном институте и получить диплом драматического актера

    • Назвать дипломный спектакль «Танцкласс» и заставить всех однокурсников танцевать

    • Поработать актером в театре

    • Поработать танцором и хореографом в ресторанах и клубах

    • Написать десяток-другой сценариев

    • Прочесть сотни книг

    • Любить гулять по крышам и дворам

    • Завести друзей среди режиссеров, продюсеров и звезд

    • Ставить танцы в спектаклях, в клипах, в сольных концертах

    • Участвовать в кастингах

    • Проводить кастинги

    • Учиться, учиться и учиться

    • Работать, работать и работать.

    Карьеру при этом делать не нужно. «Я не делаю карьеру как таковую. Я не звоню своим знакомым, не завожу полезных контактов, не прихожу на вечеринки с целью пообщаться и получить заказ. По крайней мере, до сих пор у меня такой необходимости не было. Я вообще не понимаю, что значит — делать карьеру. Нет, я, конечно, догадываюсь, что «делать карьеру» означает совершать некие поступки для того, чтобы продвинуть себя по карьерной лестнице. Но так как я никому не подчиняюсь формально и не работаю ни в какой фирме или в конторе, то мои перспективы роста — это просто все более ответственные и более интересные проекты. Я просто работал, и работал много».

    Нелегко, наверное, давать интервью в перерыве между дневным и вечерним спектаклем (в Питер привезли мюзикл «12 стульев»), когда все нормальные люди идут обедать. Мы же идем в пустой зал, где пара уборщиц бродит между рядов, подбирая за почтеннейшей публикой всякий мусор. У хореографа-постановщика модного мюзикла в руках мобильный телефон (который то и дело мерзко вибрирует), пачка сигарет, зажигалка, ручка и листок бумаги с замечаниями актерам — сидел у пульта звукорежиссера в центре зала, отмечал недочеты, писал в темноте, чтобы потом носиться по закулисью, словно электрический веник, устраивать труппе «разбор полетов».

    Но ведь в зрительном зале курить нельзя! «А я — буду». И правда, курит, много, стряхивает пепел в крышку от пачки. Хорошо хоть не в ладошку. Вскоре кто-то опомнился, начал ругаться: здесь же зрители будут сидеть, вы что, не понимаете? «Все-все-все, я потушил. Я вас услышал. Я уже не курю. Вы видите дым? Нет дыма. Нет сигареты».

    Я спрашиваю его об особенностях карьеры в шоу-бизнесе. Читатели журнала хотят знать об этом мире с волчьими законами. Что там делается внутри, за кулисами, за камерой, в телестудиях? Подсиживают ли друг друга? Толкаются ли локтями? Егор удивлен. «Со мною такого никогда не было. Я знаю и уважаю многих хореографов. Есть много хороших, очень сильных ребят в провинции. Мы все приглашаем друг друга в проекты, особенно когда не хватает времени или хочется разностилья. Взять хотя бы концерт Алсу в «Олимпийском». Я понимал, что с тем объемом работы мне было бы трудно справиться одному из-за параллельных проектов, которыми я занимался, и мне хотелось в одном концерте объединить усилия нескольких хореографов. Я могу взять ассистента. Я могу сам стать ассистентом, и тогда я не могу менять движения в чужой хореографии. Самый последний пример — это концерт Кати Лель, хореография которого была целиком и полностью сделана моим очень хорошим другом Сережей Мандриком, руководителем группы «Стрит Джаз» и одноименной школы танца. Он ставит концерт, потом понимает, что в день премьеры он будет на гастролях и не сможет присутствовать. Поэтому он приглашает меня, я приезжаю на несколько последних репетиций до концерта, «чищу» его номера, не испытывая при этом никаких неудобств абсолютно. На концерте я слежу за тем, чтобы все прошло успешно, то есть «заряжаю» реквизит, завязываю танцорам шнурки на быстрых переодеваниях между номерами, отвечаю за то, чтобы они вовремя вышли на сцену, располагаю их по площадке, и так далее. В этом нет ничего страшного. Просто я знаю, что в данном случае он является хореографом, а я являюсь его ассистентом».

    Я не вполне понимаю и, кажется, не очень верю в такую идиллию, но Егор вежлив и терпелив. Да и не все так просто. «Ну вот, смотри. Предположим, ситуация с «Золотым граммофоном». Предложение о моем участии в качестве ведущего поступило от музыкального продюсера Первого канала — Юрия Викторовича Аксюты. После пробного эфира он предлагает нам с Авророй подписать договор на год. Мы соглашаемся. Нужно оговорить сумму. Эфиры продолжаются, а мы никак не можем определиться с суммой. Наконец нам назначают встречу и ставят перед фактом: мы получим меньше, чем рассчитывали, устраивает это нас или нет. Проведенные эфиры названы испытательным сроком. Хорошо, мы соглашаемся, и нам платят. Мы подписываем какой-то краткосрочный контракт. Когда его срок истекает, нам объявляют, что несмотря на то, что формально мы как ведущие подчиняемся Первому каналу и режиссеру, нанятому Первым каналом, а также продюсерской компании «Вид», деньги нам отныне будут выплачивать «Русская медиа-группа» и «Русское радио». Потом мы разъезжаемся на Новый год, зная, что первый эфир после Нового года у нас в 20-х числах января. Мы приезжаем к установленной дате, выпускаем три эфира, после которых Аксюта сообщает нам, что решено поменять формат и что теперь передачу будут вести разные ведущие. То есть, грубо говоря, нам говорят «до свидания». Мы опять-таки входим в положение Первого канала: может, у них снижается рейтинг. В любом случае, они вольны поступать так, как считают нужным. Но обидно то, что нас ставят в известность в последний момент. О том, что мы не ведем очередной эфир «Золотого граммофона», мы узнали за день до него. Окей, мы не едем на эфир, его ведут другие ведущие. Мы, естественно, хотели бы получить деньги за те последние три эфира, которые мы отработали. Вот тут и получается казус, потому что решение-то принимает Первый канал, а деньги должна выплачивать «Русская медиа-группа». Этих денег мы не можем получить до сих пор».

    Интересно, что это у них там, в шоу-бизнесе, считается вполне нормальным. «Я догадываюсь, что это происходит часто. Естественно, если бы у нас был на руках контракт, все было бы иначе. А так мне не очень удобно беспокоить людей и выпрашивать у них деньги, которые я заработал. Я же не прошу дать мне в долг, но чувствую себя просителем. Я пытаюсь узнать, как дела с нашей зарплатой, мне не перезванивают. Я звоню снова через неделю, задаю тот же вопрос. Мне снова обещают перезвонить, и снова тишина. В третий раз я уже чувствую себя по-дурацки. И сколько будет тянуться эта история, не ведомо никому».

    Но, оказывается, это никого особенно не возмущает. Просто так делаются дела в Москве. «Я не считаю, что это неправильно. Дело даже не в порядочности. Наши «монстры шоу-бизнеса» абсолютно уверены в том, что если они кого-то потеряют, общая ситуация не изменится. Не будет этого человека — придет другой. Понятие доброго имени той или иной фирмы, того или иного человека отсутствует в корне. Сегодня с тобой могут поссориться из-за какого-то проекта, а на следующий день или через неделю звонить тебе вновь и «на голубом глазу» предлагать тебе работу. И очень удивляются, когда ты отвечаешь отказом. И, как правило, ждут каких-то иных объяснений твоего отказа. Они хотят слышать о том, что у тебя, например, нет времени, что ты занят или заболел. Ты говоришь: «Нет, я просто не хочу с вами больше работать». «Почему?» — удивляются они. «Потому что вы делаете дела ужасно». А они отвечают: «Извини, но так делают дела все!»

    Егор снова закуривает. Надеюсь, вышесказанное не повредит его карьере, которую он не делает. «А что мне может повредить? Я же тебе говорю: на меня никто не обидится. Я не боюсь об этом рассказывать, потому что уверен: этим людям не будет стыдно. Наш шоу-бизнес — это просто правила игры, которые ты либо принимаешь, либо не принимаешь. Сегодня нет ничего главнее Первого канала. С ними все считаются. На взгляд со стороны, Первый канал — самый профессиональный, самый высоко и крепко стоящий и, наверно, самый рейтинговый. И вот этот замечательный канал сообщает мне о том, что я все-таки не буду хореографом четвертой «Фабрики звезд», за день до первого отчетного концерта «Фабрики», который должен пройти в прямом эфире. Можно считать, что мы не договорились. Мое недовольство результатами последнего кастинга было слишком явным. Мне бы хотелось видеть у ребят мотивацию, а не просто желание себя «пиарить». Мотивация была у первой «Фабрики», у второй, гораздо меньше — у третьей. Но самое главное — проект, на мой взгляд, уже стал себя изживать. Так что я не жалею о нем. Еще когда меня хотели видеть на третьей «Фабрике», я отказывался, а они говорили: «Нет, нет, мы очень просим». И утверждали, что я — лицо «Фабрики». Я пошел им навстречу, оговорив возможность совмещения этой работы с выпуском «12 стульев». Кстати, я изначально был не против, если бы на каждой последующей фабрике работал новый хореограф, потому что — «больше хореографов, хороших и разных!». Это придает новизну».

    Нас то и дело прерывают. На служебном входе Егора ждет мама. По мобильному телефону звонит папа и еще куча народу. Ему нужно проводить до метро бабушку, посетившую дневной спектакль. Встретить перед вечерним спектаклем жену с четырехлетней дочкой. Младшему сыну нет и года, и он оставлен дома. Заботы, хлопоты. Все-таки Егор родом из Питера. Еще несколько лет назад он работал здесь в ресторане «Валхалл», где по собственным сценариям, написанным по ночам, ставил удивительные мини-спектакли и играл в них разные роли. Люди приходили отдохнуть и покушать, а попадали словно в кабаре. Еда стыла на тарелках, забытая всеми, а посетители и официанты, открыв рот, смотрели на крохотную сцену, не в силах оторваться, и не раз бывали вовлекаемы актерами в яркое танцевальное действо, происходящее буквально между столиками.

    Теперь он будет ставить здесь одноактный балет с Ирмой Ниорадзе — посвящение Баланчину. Одну часть балета будет ставить он, вторую — Гоги Алексидзе. «Я живу там, где работаю. Я всегда был на «полноги» в Питере. Но если позовут в любой другой город на интересный проект, я поеду, естественно. Я вообще работаю только с теми людьми, с которыми мне либо интересно, либо меня с ними связывают теплые дружеские отношения и я знаю, что реально могу быть им полезным. Мне трудно отказать Филиппу Киркорову, потому что за то время, которое мы работали вместе в «Чикаго», он зарекомендовал себя как очень чистоплотный человек, как ответственный и честный продюсер. И это не только мое мнение, это мнение всей труппы».

    Он тепло отзывается о звездах, звезды любят и ценят его. Он выражает свое одобрение или недовольство скорбно сидящей на сцене труппе после спектакля, но хвалит от души, ругает убедительно, а проигрывает сцены так талантливо, что артисты с благодарностью и трепетом ловят каждое слово. «Я вам не дядька-погонялка. Я сижу в зале и пытаюсь понять, из чего соткан спектакль. Вы ошибаетесь и расстраиваетесь на сцене, и это видно. А я знаю, что вы можете получать удовольствие от работы!»

    В театре — одни сложности, в работе со звездами — наверно, другие. «Сказать, что здесь легче, а там труднее, невозможно. Но с актерами — удобнее. Я вместе с ними являюсь наемным работником. А популярные исполнители зачастую являются заказчиками. Либо они, либо их продюсеры платят мне деньги. Получается, что я заставляю работать заказчика, перед которым, к тому же, не всегда можно ставить какие-то сложные задачи, или у него нет времени долго репетировать, или он плохо двигается».

    И все-таки интересно, как же у него получилось круто попасть на Ти-Ви. Не с улицы же. Оказывается, к десяткам клипов и к последним проектам привела цепочка случайностей. Или закономерностей. «Когда я уезжал из Америки, меня познакомили с молодым человеком по имени Сережа Кутафьев. Я предложил ему танцевать вместо меня в клубе, а он, в свою очередь, попросил поработать с его подопечными — с группой «Блестящие». Я приехал в Москву, созвонился с продюсером «Блестящих» Андреем Шлыковым, сделал для них первый номер, им понравилось, и с тех пор я делал для них много номеров. У них была общая репетиционная база с «Иванушками» и с группой «Девочки», которую тогда затевал Игорь Матвиенко. Мы сняли с «Девочками» первый клип здесь, в Питере, у режиссера Олега Гусева. С этого момента Олег, заинтересовавшись моей работой, приглашал меня работать в клипах. Потом были «Старые песни о главном. Постскриптум», потом — клипы с другими режиссерами. А Первый канал видел мою работу на «Старых песнях». Мы познакомились с Константином Львовичем Эрнстом, и он начал привлекать меня в проекты, так или иначе связанные с хореографией. Так, моя работа с телевизионным режиссером Андреем Болтенко привели к тому, что я стал вести «Золотой граммофон», а мое знакомство с Игорем Матвиенко, соответственно, привело к тому, что я принял участие в «Фабрике». На кастинг «Чикаго» меня пригласил Филипп Киркоров. Но меня не всегда и не везде приглашают. Иногда я слышу о том, что будет тот или иной проект, и сам выхожу на нужных людей. Так произошло на мюзикле «12 стульев». К моменту знакомства со мной ни Цекало, ни Кеосаян ничего не знали о том, что я из себя представляю. Они видели только мое лицо на экране во время эфиров «Фабрики». Они знали только то, что на «Фабрике звезд» есть хореограф, и зовут его Егор Дружинин. Это другая особенность нашего шоу-бизнеса: тебя ассоциируют только с теми функциями, которые зритель успевает заметить. Скажем, я по специальности драматический актер. Но никому из режиссеров не придет в голову, что я могу что-то сыграть в кино, до тех пор, пока я не появлюсь в кино в качестве актера. У меня нет хореографического образования. Но Илзе и Андрис Лиепа, например, приглашая меня на проект, не спрашивали о моем дипломе».

    Но ведь кто-то же должен стать первым и пригласить сниматься, возражаю я. «Да, или мне придется навязаться. Вернее, предложить свои услуги. На «12 стульев» я сам предложил себя — именно в качестве хореографа. Нужно было провести кастинг, пока их хореограф в отъезде. Я сказал, что это должен делать именно тот человек, который будет работать на мюзикле. Они ответили: «Мы знаем». Но это варварство, и мы все это понимаем, но я все-таки работаю этот кастинг, а потом выясняется, что их хореограф так и не появится, и я получаю официальное предложение. Я не то чтобы на это втайне надеялся, я просто всегда хотел осуществить «мюзикловый» проект как хореограф. Музыкальный театр — это то, чем мне всегда хотелось бы заниматься».

    Хочется спросить, когда он это понял. Впрочем, я знаю ответ. В детстве. После Васечкина.

    «Знаешь, когда я жил в Америке, — говорит Егор совершенно осипшим голосом, косясь на просочившихся в зал телевизионщиков, о которых он забыл, но которые настойчиво требуют его внимания, — у нас был педагог по танцу. Однажды он рассказывал о своем друге, которому надо было полететь на кастинг из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Тот очень боялся лететь на самолете, а поездом он бы не успел. Он говорил: «Я боюсь лететь!» А наш педагог ему ответил: «Лети и бойся». Вот точно также и я. Я работаю и боюсь. Поскольку нет ничего, что могло бы меня подстраховать на очередном проекте. До сих пор залогом того, что я продолжаю работать и что-то делать, является только качество моей работы».

---

Вы можете поделиться этой страницей!
Просто выделите фрагмент текста или нажмите на кнопку: